… Однажды прозорливый старец зашел в храм. За чистоту его мыслей и чувств Бог дал ему дар видеть различных ангелов – и светлых, и темных.

Как же был изумлен Божий человек, заметив в облачении священника беса, произносящего проповедь. Это вызвало пристальное внимание подвижника веры. Он не упустил ни единого прозвучавшего слова. Когда же нравоучительная речь была завершена, старец подошел к мнимому проповеднику и сказал прямо:

- Ты – бес. Я узнал тебя. Внимательно выслушав все сказанное тобой, должен признаться, что не заметил, что ты хоть в чем-нибудь отступил от Священного Писания.

- Я старался, - ухмыльнулся бес.

- Но зачем ты это делал? Для чего говорил народу святые слова?

Бес был откровенен:

- Я говорил эти слова так равнодушно, что ни один из прихожан не положит их в сердце, не станет жить по ним. А услышав вновь, отмахнется от них, как от назойливой мухи.

К составлению этого методического пособия меня побудило обсуждение дела, небывалого для совсем еще недавнего времени, - религиозного урока в светской школе. Это обсуждение происходило в конце 2002 – начале 2003 годов.

Включившись в это обсуждение, я опубликовала в нашей местной ржевской прессе две статьи: «Христианский предмет в школе. Зачем он нужен?» («Ржевские новости») и «Не навреди – правило религиозного преподавания» («Ржевские новости» от 19 марта 2003 года).

Названные статьи с малыми изменениями включаю в это предисловие.

При обсуждении в прессе мелькало предполагаемое название предмета «Православная культура». Но вот по радио опасливая поправка: «Нет, школам предлагается не «Православная культура», а «История религий».

Да, глубоко въелся страх пострадать за религию, быть непонятым, опозоренным, высмеянным. Понятно, что по инерции горьких лет гонений на веру тем, кто ответственен за введение этого предмета, захочется пугливо спрятаться за названия и формулировки, в которых подтекстом звучат оправдания: «Нет, мы не будем учить школьников молиться, не собираемся вместе с ними погрузиться в стихию церковной жизни; мы только им предложим отстраненно порассматривать, как бы повертеть в руках, поглядывая свысока: у каких народов какие есть религии.

И приходит грустное сравнение: а что если было бы введено изучение утешения, изучение сочувствия, изучение мужества, изучение правдивости, изучение любви – изучение со стороны как чего-то такого, чем обладает другой? А изучающие-то дети – они-то кто такие в этой ситуации: судьи какие-то тем взрослым, изучаемым людям, кто и мужество, и любовь, и правду рождает в своих душах, их исследователи?

Кстати, эта беда и есть на самом деле в преподавании литературы: вместо того, чтобы помочь маленькому или юному человеку войти в созданный художественным произведением кусок жизни, примерить на себя данную ситуацию, прочувствовать ее, ощущая себя внутри, поупражняться в искусстве жить; вместо всего этого, произведения на уроках рассматриваются с литературоведческой, исторической точек зрения. А дети ставятся в неинтересную для них, ненужную им по жизни и неполезную позицию каких-то критиков и судей, вознесенных над взрослыми проблемами.

Но если художественная литература – учебник земной жизни, то религия, в частности, христианство, православие может стать Учебником Жизни Вечной , все дело в том, КАК будет даваться этот предмет.

Есть опасность: все мы учились в светской школе и у нас на памяти то, как учитель более или менее интересно, придерживаясь логической, удобной для усвоения последовательности, старается переложить знания ИЗ СВОЕГО УМА В УМЫ учеников. И появляется соблазн идти по накатанной дорожке, действовать по хорошо известному шаблону: тем же способом как передавались математические, естественнонаучные или гуманитарные знания «НАЧИНЯТЬ» ГОЛОВЫ УЧЕНИКОВ ЗНАНИЯМИ РЕЛИГИОЗНЫМИ, богословскими.

Только зачем это надо? Ведь большинство детей не изберет служение священника, труд учителя воскресной школы, церковного библиотекаря, религиозного психолога или искусствоведа. Малая востребованность этих знаний в практической жизни приведет к пренебрежительному отношению к новому предмету как к неважному, его содержание будет пропускаться мимо ушей. И при этом, сами того не ведая, массы безразличных троечников дадут своей душе урок отмахивания от главного, от Бога, от того, что определяет источник их видимой и невидимой жизни, и отношением к чему готовится их вечная участь (то есть, может получиться как в притче, что вынесена в эпиграф).

Тогда зачем вообще нужен христианский православный предмет в школе? – Разные люди ответят на этот вопрос по-разному.

Кто-то скажет: «Все знать надо, и в религии тоже надо разбираться, да еще добавит шаблонные выражения: «для общего развития», «для расширения кругозора».

Другой человек выскажет мнение поглубже, но близкое к первому: «Во времена официального безбожия не было возможностей для выбора между верой неверием. Драгоценный мир веры с его философией, глубоким объяснением действительности, высокой нравственностью, богослужебной красотой был скрыт; неверие же выпячивалось, агрессивно навязывалось. Какой уж тут выбор? Вот на христианских уроках детям последовательно, системно дадут то, что было скрыто от их родителей. А когда придет время определять свою взрослую позицию, то их ВЫБОР МЕЖДУ ВЕРОЙ И НЕВЕРИЕМ будет действительно настоящим выбором!»

Наверняка прозвучит еще и третье мнение: «Все великие творения европейской культуры светятся отраженным Светом Библии. Нельзя считать «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля только портретом молодой женщины с ребенком, - Рафаэль писал Матерь Божию. Услышать гениев прошедших лет невозможно без восприятия основ христианства. А если говорить не о христианстве вообще, а именно о православии, то оно – наши корни, в его молитвах, старинных книгах, иконах живет душевное тепло наших предков, почувствовав их души, мы сможем понять самих себя».

Это усматривание в религиозном предмете прежде всего КУЛЬТУРНЫХ ЦЕЛЕЙ.

Есть еще много тех, кто полагает, что религиозные знания МОГУТ СДЕЛАТЬ ЛЮДЕЙ ЛУЧШЕ. Действительно, без Бога понятия совести, правды, любви вырождаются в соблюдение своих интересов: «что выгодно мне и моей группе, то и хорошо». В христианстве же сияют слова Спасителя: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте с ними и вы» (Мф., 7: 12). И соблюдение этого Закона – необходимое условие доброй и мирной жизни людей.

Вот я попыталась приблизительно выразить наиболее вероятные мнения из тех, что могут быть высказаны в поддержку православного предмета в школе.

Думаю, что каждое из этих мнений справедливо, но все-таки не одно из них, и все они вместе не дают В ПОЛНОТЕ ответа на вопрос: «Зачем в школе нужен предмет «Православная культура»?»

Дело в том, что ЕСТЬ ЗНАНИЕ О БОГЕ И ЗНАНИЕ БОГА.

Бывает, что человек и в глубинах христианской философии старается разобраться, и ясно различает доброе и злое, даже желает исполнить Божьи заповеди; также смысл и красоту православного богослужения, иконописи, архитектуры, понимает, но все это ПОМЕЩАЕТСЯ У НЕГО В ОСНОВНОМ ТОЛЬКО В УМЕ, в самом поверхностном слое нашей души. Любви же к Богу, знания Его, рождающегося и растущего В СОВЕСТИ – самой сокровенной глубине нашего существа при всем этом может не быть. Еще проще пояснить различие знания о Боге и знания Бога сравнением с тем, что одно дело знать что-то о человеке от третьих лиц, другое дело, если этого человека, например, свою маму, я саму знаю, знаю все то бесконечно родное, что исходит из ее души и касается меня, делает ее душу продолжением моей.

Понятно, что и любви к человеку нельзя научить, нельзя вложить любовь рассуждениями и объяснениями, даже самыми правильными и искренними. Любовь к человеку рождается в общении с ним, в заботе о нем, в жертвовании ради него прихотями и капризами своего «я». Так и живым теплом Божьего присутствия, которое действительнее действительного и роднее родного, человеческая душа согревается в молитвенном общении с Ним, любовь к Богу появляется и крепнет, когда человек ради Него обрывает влечение своего «Я» к злому, часто легкому и притягательному, ради Него непрестанно понуждает себя избирать доброе, часто исполняемое с большим трудом. Зернышко же вечной жизни закладывается в нас в таинствах Крещения, Покаяния, Причастия, именно в них подается в нас та сверхжизненная сила, которую как бабочку из кокона может вывести нас из тленной, смертной действительности в жизнь бессмертную, райскую.

Все это: молитвы, понуждение себя к доброму, участие в таинствах Крещения, Покаяния, Причастия и других – вмещается в слово «ВОЦЕРКОВЛЕНИЕ».

Поэтому, очевидно, многие православные христиане обрадуются введению предмета «Православная культура», усмотрев в нем возможность проповедью привести слушающих детей и подростков К ЖИЗНИ ВНУТРИ ЦЕРКВИ.

Но здесь хотелось бы предостеречь от опасной поспешности.

Тринадцатилетний опыт христианской преподавательской работы привел меня к выводу: серьезно, по-настоящему воцерковиться без родителей, неустанно понуждая себя к труду духовного совершенствования, дети не могут. Открыв, что за церковной оградой, есть своя особенная жизнь, подростки могут потянуться к ней, попытаться войти внутрь этой жизни, так как это для них ново, не похоже на то, что дома, в школе, во дворе. Они некоторое время могут с энтузиазмом поиграть в православие, потом интерес их охладится и дети отойдут от церкви как от наскучившей игры. А душа их при этом получит опыт удаления от Бога, легкомысленного отношения, в связи с церковью останется в душе негативный след. И эта «заноза» будет мешать во взрослой жизни такому человеку придти к серьезному христианству.

Свою веру человек должен выстрадать и взрастить в своей душе ко взрослой поре, и свою церковь найти человек может только сам, став взрослым.

Поэтому и у предмета «Православная культура» ЦЕЛЬ МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО ОЧЕНЬ ДАЛЬНЯЯ, ОЧЕНЬ СТРАТЕГИЧЕСКАЯ. Христианский педагог поступит мудро, если будет бережно устраивать в душе ребенка очень родной, дорогой уголок, в котором останутся светлые воспоминания о живительной чистоте Евангельского Слова, радость детских открытий о Боге, вечности, смысле жизни.

Я верю, что если и слушавший забудет подробности уроков, и преподаватель потеряет связь со своим учеником, то доброе и правдивое, заложенное в детские годы не забудет Бог, и много раз даст возможность этим зернышкам окрепнуть. В течение жизни этот человек неоднократно окажется в ситуациях, достойно разрешить которые можно только со всей силой и искренностью обратившись к Богу. Тогда из многого, данного на христианском предмете, вспомнится по-настоящему необходимое в данный момент; и терпящий бедствие в житейском море может спастись на солнечном островке, который указан был его душе в детстве на христианских уроках.

Да просто может быть уже взрослый человек всерьез задумается над сложными вопросами и то, что говорилось на этих уроках, вдруг вновь выплывет из глубины души, став уже личным ответом, личным обретением.

НО КАЖДОМУ ЧЕЛОВЕКУ НЕЗАВИСИМО ОТ ИЗБРАННОГО ЖИЗНЕННОГО ПУТИ НЕОБХОДИМО НЕ СТОЛЬКО ЗНАНИЕ О Б ОГЕ, СКОЛЬКО ЗНАНИЕ Б ОГА.

Знающий Бога человек – это тот, кто любит Его, и в ситуациях внутреннего выбора между добром и злом, из которых состоит вся жизнь каждого из нас, выбирает содействие Божьему строительству, соединению, гармонии в жизни и мире и противодействует всему деструктивному в себе и вокруг себя, всему, идущему от Хаоса.

И, по-моему мнению, настоящую ценность для общества православный предмет имеет только в том случае, если с его помощью будут достигаться прежде всего НЕ ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ ЦЕЛИ, А ЦЕЛИ ПРОБУЖДЕНИЯ любви к Богу, желания выполнить его волю, желания праведной жизни, отвращения от греха, памяти о реальности загробного воздания и заботы о своей вечной участи.

ПРОБУЖДАТЬ ЖЕ, пытаясь действовать своим умом на умы слушающих, - дело бессильное и бесполезное, это все равно, что объясняться в любви или утешать в горе, читая по бумажке. Дело в том, что все из области взаимоотношений человека с Богом совершается не в уме (поверхностном слое души), а в совести (сокровенной глубинной сущности человеческой личности). И настоящая духовная беседа – ЭТО ДИАЛОГ СОВЕСТИ ПРЕПОДАЮЩЕГО С СОВЕСТЬЮ СЛУШАЮЩИХ.

А как может преподаватель религиозного предмета разговаривать не из ума, а из совести? Это может только тот учитель (в церкви его называют катехизатор), кто на каждую беседу НЕСЕТ не рассуждения, прочитанные в книге, а РЕАЛЬНЫЙ МИР своей веры, кто действительно задается вечными вопросами как лично важными для самого себя, от всего сердца радуется найденным в христианстве простым и светлым ответам, и ему НЕОБХОДИМО ДЕЛИТЬСЯ С ДРУГИМИ ТЕМ ЧУДОМ ПРАВДЫ, которое ему самому открывается в христианстве.

Нет, я не за то, чтобы учитель православного предмета по команде строем повел детей воцерковляться (хотя как христианка убеждена, что именно церковные таинства и молитва – средство живой связи с Богом, то, что делает Его для человека реальней реального и дороже дорогого). И не за то, чтобы учитель навязывал ученикам те взгляды, выбор, образ жизни, которые видятся ему лучшими (беседуя о Боге и спасении души, надо быть готовым любить и несоглашающихся с тобой).

Но живая работа совести преподающего по отношению к Богу необходима. Древним было ясно, что «педагогика – дело страшное». «Отваживаясь на необходимое участие в формировании того или иного человека, мы берем на себя ношу Творца …» И страшно, если сверху заведующих ГОРОНО обяжут внедрить, те обяжут директоров школ, а те рассуют новомодные часы тем, кто в них нуждается для заработка. А отношение к предмету будет как к одному из самых неважных, вроде ОБЖ, ОПТ. Кто, на мой взгляд, сегодня, кроме уже состоявшихся, с любовью работающих учителей воскресных школ может взять на себя эту тяжелую и страшную ношу участия в духовном становлении нации? Думаю, что это ТЕ ИЗ ШКОЛЬНЫХ УЧИТЕЛЕЙ, КТО СТАЛ НА ПУТЬ СВОЕГО ЛИЧНОГО, НЕЛИЦЕМЕРНОГО ВОЦЕРКОВЛЕНИЯ… Не те, кому понадобятся часы к зарплате, а те, кто, может быть, считает себя и некомпетентным и недостойным вести православный предмет. Именно те, для кого религия – не веяние времени, не дань моде, те, кто пусть совсем недавно, но честно начали свой путь к Богу, они могут почувствовать на какой ступени стоят их ученики и вместе с ними совершать восхождение.

А КАК ЖЕ, ОБРАЩАЯСЬ К ДЕТЯМ ИЗ СОВЕСТИ, ВЫЗВАТЬ ИХ САМИХ НА ИСКРЕННЮЮ ЛИЧНОСТНУЮ СОВЕСТЛИВУЮ РАБОТУ, как сделать, чтобы дети отбросили привычку отгадывать «правильный» ответ, которым можно угодить учителю?

Есть способ, которым может быть достигнута цель пробуждения души ученика.

Душа загорается от души. Душа говорящего ощущает душу слушающего, учитель старается откликнуться на душевную нужду ученика. Особый способ христианского преподавания и состоит в том, чтобы в постоянном наблюдении за реакцией, в невидимом ощущении взаимопонимания, связи, интереса улавливать направление дальнейшей работы.

Способ в том, чтобы дать то, к чему есть интерес, то, о чем есть вопрос (а если вопроса нет, то его надо предварительно пробудить, чтобы предполагаемое готовы были взять). Улавливание же душевной потребности слушателей и их готовности делать тот или иной душевный шаг возможно только в диалоге.

Не по обязанности, не потому побуждению, от наполненности внутренней работой дети говорят, если учитель затрагивает вопросы, ответ на которые не в книгах и не в объяснениях, а в ядре Добра, в образе и подобии Божием, заложенном Творцом в глубину нашего существа.

Причем как бы ни формулировались в программе темы уроков (а такие программы наверняка будут предложены школам Минобром), в беседе по каждой из них учитель может или передавать религиозные сведения, или связать с данной темой глубинные вопросы, при этом своей душой приближаясь к Богу и вызывая камертонные отзвуки и движения в душах слушателей.

В своем учительском опыте я нахожу подтверждения тому, что, получив от учителя побудительный толчок, души уже шести-, семи-, восьмилетних детей радостно открываются навстречу высокому, вечному, Божьему.

Первый класс, семилетние собеседники: «Плохую мысль диавол сначала посылает в ум – это как дверь, сердце – как дом, а помысел – вор. Надо крепко запирать дверь». В разговоре о тщеславии, о поиске одобрения, знаков уважения, мальчик из второго класса, сказал: «Кто хочет похвал, признания, как жокей на лошади, все время за чем-то гонится, а впереди ничего нет, и по бокам мелькает жизнь: мимо, мимо него».

Эти образы дети нашли совершенно самостоятельно, без наводящих подсказок учителя.

При размышлении над притчей о безумном богаче в первом классе девочка дополнила диалог мыслью о том, что богач не только не накопил светлого душевного наполнения, не собрал для вечности внутреннего рая, «но он и по-земному не был богат, - сказала семилетняя девочка, - ведь деньги и зерно просто лежали, он ими не воспользовался».

С воодушевлением семи и восьмилетние люди ведут разговор о смысле жизни. А на вопрос, какой момент в жизни был самым счастливым и памятным, один мальчик ответил: «Таких моментов у меня было три. Первый: я хотел сорвать одуванчик, но подумал: «Пусть растет», - отнял руку и был счастлив целый день. Второй: на дороге лежала сбитая машиной кошка, приближалась следующая машина, выбежать на дорогу было страшно, я догадался отодвинуть кошку палкой. Третий: на уроке я узнал, что Бог – невидимая Любовь, поэтому Он может быть одновременно везде, все воедино связывать, и жизнь всего согласовывать. После этого урока я был счастлив целую неделю.

Нельзя не извлечь из урока из многочисленных примеров отрицательного опыта, оставшегося от дореволюционного Закона Божия. Трагедия 1917 года во многом была подготовлена бездушием педагогов и учащихся к вопросам бытия. Сегодня нельзя допустить, чтобы христианство было превращено для наших детей в очередную идеологию, которая только в уме да на языке, а не в сердце и не в поступках.